Святая невинность с глазами Горгоны.
Безнадежная, беспросветная любовь.
Замешанная не на страсти, но на болезненном спокойствии. На жажде вытащить из тьмы, подарить тепло, укрыть от боли.
На понимании общей искалеченности душ. На жажде оградить хоть кого-то от подобной участи.
И на узнавании сквозь облики прошлого.
Судьба моя - принимать боль чужую. И отдавая себя на растерзание, я счастлив.
Если бы ты читал "Дом", то понял, что я - Македонский. Такая же судьба и роль уготована мне.
Или же Крисания. Суть мало меняется.
Позволь мне быть рядом, Шого-кун. Позволь дарить тепло и получать его в ответ.
Я не гарантирую тебе вечности, но насколько смогу - я буду рядом. Я буду верен. Ибо иначе уже все равно не смогу.
Замешанная не на страсти, но на болезненном спокойствии. На жажде вытащить из тьмы, подарить тепло, укрыть от боли.
На понимании общей искалеченности душ. На жажде оградить хоть кого-то от подобной участи.
И на узнавании сквозь облики прошлого.
Одинокая птица, ты летишь высоко
В антроцитовом небе безлунных ночей
Повергая в смятенье бродяг и собак
Красотой и размахом крылатых плечей.
У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда,
Тебя манит незримая миру звезда.
А в глазах у тебя - неземная печаль
Ты сильная птица, но мне тебя жаль...
В антроцитовом небе безлунных ночей
Повергая в смятенье бродяг и собак
Красотой и размахом крылатых плечей.
У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда,
Тебя манит незримая миру звезда.
А в глазах у тебя - неземная печаль
Ты сильная птица, но мне тебя жаль...
Судьба моя - принимать боль чужую. И отдавая себя на растерзание, я счастлив.
Если бы ты читал "Дом", то понял, что я - Македонский. Такая же судьба и роль уготована мне.
Или же Крисания. Суть мало меняется.
Позволь мне быть рядом, Шого-кун. Позволь дарить тепло и получать его в ответ.
Я не гарантирую тебе вечности, но насколько смогу - я буду рядом. Я буду верен. Ибо иначе уже все равно не смогу.